«Онлайн-образование получают люди, которые не пошли бы учиться офлайн»

Рынок EdTech формировало поколение с более прогрессивным подходом к бизнесу, чем у российских предпринимателей первой волны, считает директор направления EdTech фонда «Сколково» Наталья Царевская-Дякина. Отрасль росла по мере того, как в России развивался широкополосный интернет. Мощный импульс для развития индустрии дала пандемия коронавируса

Текст: Елена Михайлова, журналист

— Когда в России началась история EdTech?

— Невозможно назвать, в какой день началась технологизация образования, это постепенный процесс. Но образование — один из рынков, на которые цифровизация пришла позже всего. Надо сказать, что цифровизация до сих пор практически отсутствует на рынке общего образования. Все началось с того, что появился Skype, который дал возможность проводить занятия удаленно. Этим стали пользоваться репетиторы в 2010-х годах. Тогда в России стартовали проекты в области EdTech. Примерно в те же годы я занималась формированием венчурного фонда и первого в России EdTech-акселератора. Уже тогда у нас было понимание, что формируется новый рынок. Он был в зачаточном состоянии — молодой, плохо оформленный, но мы употребляли термин «EdTech-рынок» и осознавали себя его участниками.

— Как реагировали на появление образовательных стартапов представители классического образования — университетские и школьные преподаватели?

— Тогда никак. Рядом с нами никого из них не было, да и по сей день нет практически никого, кто пришел бы в EdTech из классического образования.

— Педагоги-новаторы не заметили формирование рынка EdTech и те возможности, которые на нем открывались?

— Всегда существовали педагоги, которые хотели что-то привнести в классическое образование, у них были интересные концептуальные решения в области педагогического дизайна, образовательных механик. Однако ни один такой проект не стал успешным в коммерческом смысле. Все успешные коммерческие проекты делали ребята, которые ставили себе задачу сделать работающий прибыльный бизнес. Они создавали такой проект и нанимали педагогов, методистов, преподавателей с кандидатскими степенями…

— А чиновники это заметили?

— Что касается чиновников, мне запомнилось высказывание одного из руководителей Министерства образования на конференции: «Когда вас станет много и рынок станет таким большим, что не замечать вас и отмахиваться как от назойливых мух станет невозможно, тогда мы поговорим». Он оказался прав: прошло десять лет, и только сейчас мы выходим на внятный диалог с регуляторами на уровне Госдумы, Совета Федерации, в том числе с законотворческими инициативами, по изменению федерального законодательства в области образования.

— Когда начало формироваться профессиональное сообщество участников рынка EdTech?

— В тот период мы просто встречались, общались и дружили. Организовывали конференции. Это ядро сохраняется и сегодня: его можно определить по составу спикеров на EdTech-конференциях. Рынок складывался из нескольких сегментов: контент-провайдеры (те, кто готовил образовательные курсы), производители Learning Management Systems (разработчики систем для обучения и тестирования)… Было несколько попыток создать отраслевой клуб в «Сколково», но эти попытки были не очень успешными. Некоторое время существовали клубные проекты компаний, которые занимались корпоративным обучением. Нынешняя РАЦИО (Российская ассоциация цифровых инноваций в образовании), в создании которой я принимала участие, представляет собой не клуб, а отраслевое объединение, которое занимается юридическими вопросами, регуляторикой и системой качества образования.

— Следовательно, «ядро отрасли» долгие годы представляло собой неформальный клуб?

— Это соответствовало природе тех людей, которые стояли у истоков отрасли. В индустрию приходили самые яркие, самые прогрессивные, самые прикольные люди, которые вообще были на рынке. Это был полнейший восторг — работать с ними.

— Вы можете нарисовать «аватар», коллективный портрет EdTech-пионеров?

— Нам всем тогда было около 30. В школе мы учились еще в СССР. Наше детство закончилось вместе с Советским Союзом. А годы становления личности пришлись на период «дикого» капитализма. Мы были слишком молоды, чтобы «играть в капитализм», могли только наблюдать. Но интерес был. В бизнес мы пришли на десять лет позже, чем поколение первых российских предпринимателей. Мы были не такими, как они.

— В чем была разница?

— Идеологию предпринимательства мы воспринимали по-другому. Мы уже имели бизнес-образование, владели английским языком, помотались по свету, кто-то из нас даже учился за рубежом, получил MBA. Поэтому наше понимание бизнеса было более прогрессивным, чем у предпринимателей первой волны. Мы ставили другие задачи, вели бизнес по-другому. Благодаря потрясающей открытости, готовности к переменам, порядочности и вырастали новые рынки. Мы легко вписались в волну инноваций и стартапов 2010-х годов.

— Чему учили первые образовательные компании?

— Компании ориентировались на ниши, в которых были компетентными их создатели. Например, если те разбирались в маркетинге, то компания предлагала курсы по маркетингу. Каждая компания начинала с того, что знала сама. Потом эти организации «обрастали» другими компетенциями и захватывали соседние ниши. Так действовали и «Нетология», и Skillbox…

— А когда появились массовые образовательные продукты, адресованные широкой аудитории?

— Тогда, когда созрела инфраструктура интернета. Этот процесс шел постепенно примерно с 2009 года. В 2015 году проникновение интернета в России достигло отметки 84 млн человек, то есть охват составил 70% населения. В тот год с мобильных устройств в интернет впервые вышли около 50 млн человек. Это означало, что можно выкладывать «видосики» и делать стриминг-трансляции. Skype к тому моменту существовал уже около 15 лет. Но Skype работал на Wi-Fi, а на улице были доступны сети 2G, 3G. В 2010-х годах появились новые сервисы, которые осуществляли бесшовную передачу видео на высокой скорости куда угодно, по крайней мере в крупных и средних городах. Именно эти возможности сыграли решающую роль в развитии индустрии.

— Как отрасль воспользовалась этими возможностями?

— Произошел взрыв видеоконтента. Любой мог публиковать «видосики» или делать стриминг-трансляции. Одними из первых новыми возможностями воспользовались преподаватели иностранных языков, аудитория которых стала расти. Затем к ним присоединились преподаватели других направлений… Однако очень скоро обнаружилось, что трансляции в формате «говорящей головы» — это скучно. Если ты хочешь удержать аудиторию, нужна методика, нужны социальные механики, такие как интерактив, вовлечение, соревнование… Особенно важны эти механики в эпоху «клипового мышления». Отрасль остро нуждалась в педагогических дизайнерах, которые с помощью социальных механик могли выстроить курс таким образом, чтобы за девять месяцев научить человека программированию.

— Когда в отрасли начали появляться первые большие деньги?

— Думаю, когда мы поняли, что мы не просто факультативные занятия, не какой-то дополнительный бизнес к офлайну. Что мы можем быть основным бизнесом, развиваться именно как инвестиционно привлекательный проект и генерировать такую же выручку, как, скажем, ИТ-стартап. Школы английского языка Alibro и English First долго были уверены в офлайне. А потом пришел Skyeng. Переосмысление началось в 2016-2017 годах.

— То есть после того, как закончился венчурный бум в России?

— Российская венчурная история, представлявшая собой полную кальку с Запада, закончилась в 2014 году. Золотой век российского EdTech наступил чуть позже. Я не могу вспомнить в 2014-2015 годах какие-то крупные и значимые сделки. В 2016 году холдинг Mail.ru купил GeekBrains. В 2017-м прошла сделка «Северстали» и «Нетологии». В январе 2018 года Skyeng привлек инвестиции Baring Vostok. В этот период мы поняли, что в бизнес онлайн-образования можно играть с венчурными инвесторами, которым интересен кратный рост доходов в пять или десять раз.

— Как выглядит география рынка EdTech в России с момента его зарождения до сегодняшнего дня?

— Здесь все просто. Первое условие: где есть быстрый и надежный интернет, там есть рынок. Второе: доверие к цифре. В результате география спроса выглядит так: Москва, Санкт-Петербург, города-миллионники. В малых городах спрос выражен слабее.

— Какое влияние на отрасль оказала пандемия коронавируса?

— Это был золотой век. Невероятный, феерический взлет. Весной 2020 года 100% компаний, работающих в детском EdTech, предложили бесплатно свои сервисы детям, которые из-за пандемии остались дома. Foxford за неделю получил столько регистраций, сколько раньше получал за год. И дети, и родители были вынуждены научиться заходить в интернет, включать Zoom. Дети освоили это быстрее взрослых. Впрочем, все общество получило мощную прививку цифровизации: в корпоративном образовании спрос вырос на 90% (правда, уже через год упал наполовину от показателей 2020 года). Отрасль стала привлекательной для инвесторов: в 2020 году инвестиций было около 7 млрд  рублей, а в 2021-м — около 14 млрд.

— А как повлияли на EdTech события 2022 года?

— Что вызывало тревогу? Падение покупательской способности: мы пережили очередной обвал рубля, закрытие границ, уход многих брендов с рынка. Все это привело, с одной стороны, к инфляции, к сокращению доходов населения. А когда сокращаются доходы, спрос на образование падает. В России не более 3% расходов домохозяйств приходится на обучение. Чаще всего дети бесплатно занимаются в муниципальных школах, и только в 10-11-х классах родители начинают приглашать репетиторов.

Вторая проблема — сокращение горизонта планирования: я не могу купить билеты в театр, потому что я не знаю, наступит ли через месяц день, когда я хотела бы пойти в театр. То же самое и с учебой: мы предлагаем длинные курсы, которые идут 9–12 месяцев, а человек не знает, что будет завтра, не говоря уже о 12 месяцах.

Третья причина — в России были запрещены социальные сети, которые являлись основными каналами продаж для EdTech. Другие каналы продвижения, такие как директ-маркетинг, подорожали. Это осложнило продвижение образовательного онлайн-продукта.

— В 2023 году рынок адаптировался к новым реальностям?

— Да. За что я обожаю предпринимателей? За оптимизм. Рынок выстоял. В 2022 году он просел на 20–30%, а в 2023-м уже показал рост. Да, у нас обрушилось бизнес-образование в онлайн- и офлайн-форматах, но выстоял весь детский сегмент. Начался рост в секторе дополнительного профессионального обучения: цифровой экономике нужны цифровые профессии, на специалистов большой спрос.

— Как вы оцениваете перспективы рынка EdTech в России?

— Очень оптимистично. Онлайн-образование получают люди, которые не пошли бы учиться офлайн. EdTech реагирует на перемены быстрее. К тому же онлайн за знаниями приходит поколение с другим типом восприятия информации. Этим людям нужно регулярное взаимодействие, преподаватель в этих условиях должен быть стендапером. Спрос также растет со стороны представителей старшего поколения, которые продолжают карьеру в условиях повышения пенсионного возраста.

— Вы сказали, что РАЦИО занимается регуляторикой. Чем именно?

— Эту ассоциацию организовали такие компании, как «Нетология», Skillbox, «Сбер», «Сколково», «ВКонтакте». Между собой мы уже договорились, сообщество сформировали. Теперь ведем диалог с регулятором и другими участниками рынка о качестве образования, об изменениях в законодательстве, например о правилах ведения образовательной деятельности, чистоте рекламных материалов и маркировке контента. Эти изменения очень важны для образовательного сообщества и для общества в целом.